- Моим наставником был мой отец, — рассказывает Алмат. — Он окончил “Щуку” (Театральное училище , ныне Театральный институт имени Щукина в Москве. — К. Е.) и, как все представители того поколения, не привык кого-то жалеть. Мне всегда говорил: “Если пойдешь в искусство, то будешь выкарабкиваться сам”. Действительно, никогда не давал мне спуска, ругал, орал, наказывал .
Например, после первого курса жургеновки я ушел в армию и, естественно, за время службы отвык от сцены. А когда вернулся, отец сразу взял меня на гастроли со своим шоу “Тамаша”. У меня была маленькая роль вместе с отцом: всего-то надо было сыграть комическую старуху. А у меня не получается, все не то, все фальшиво. Отыграли, выхожу в гримерную, следом за мной отец. И как врезал мне с размаха, так, что я упал без чувств! Рядом мама была, но ничего не сказала. На следующий день я гулял по городу, думал, как же играть. Увидел старушку, примерно полчаса следил за ней и наконец нашел свой образ. Через два дня снова вышел на сцену и чувствовал себя уже совершенно иначе, люди были довольны, аплодировали.
- Вы не обиделись на отца?
- Конечно обиделся. Но нас так воспитывали. Не было психологов, никто не переживал, что ребёнку нанесут травму, что он пойдет и что-то сделает с собой. Одним ударом старшие ставили на место, и мы дальше жили.
И когда я уже работал в “Бауыржан-шоу”, а отец там же был режиссёром и писал все сценки, то тоже не давал мне главные роли. Когда я спросил почему, он сказал: “А ты сыграй, как те, кому я даю роли, докажи мне, что можешь!” Потом мама мне рассказала, что перед уходом из жизни спрашивала его, почему он так жестко со мной обращался, и отец сказал ей: мол, если я из него дома не воспитаю зверя, его съедят.
- Вы же учились у всесильного мастера Тунгышпая ЖАМАНКУЛОВА. Неужели он не мог вас избавить от армии?
- Мог, он и собирался это сделать. Но я дождался, когда он уедет по делам, и сам пошел служить. В моё время, если парень не шел в армию, значит, или больной, или с ним что-то не так. Правда, через месяц службы я подумал: “На фиг мне нужна была армия…” Но деваться уже было некуда.
- Жаманкулов готовил вас в театр, а вы ушли на эстраду. Не тянуло на академическую сцену?
- На третьем курсе мы поставили отрывок из спектакля “Турандот” в сатирическом ключе, и вся команда поняла, что мы просто созданы для комедии. Тунгышпай-ага тогда решил весь курс, 24 человека, взять в Ауэзовский театр и поставить молодежный спектакль.
Но все сложилось иначе. Появился Бауыржан ИБРАГИМОВ с международным конкурсом юмористов, в котором мы с сокурсниками взяли первое место. Бауыржан собрал нас и сказал: “Я открываю юмористический театр, приходите ко мне, у вас будут слава, машины, квартиры”. И мы все ушли к нему. Жаманкулов с нами три года не разговаривал, обиделся. А мы быстро получили славу. Правда, квартир и машин не было, но славы было вдоволь. Мы быстро стали звёздами, работали больше 10 лет, а потом состарились.
- В каком смысле?
- В какой-то момент мы поняли, что повзрослели. Шутить должны молодые, мир меняет молодежь. К тому же 10 лет на эстраде в таком темпе, как мы существовали... Невольно выдыхаешься. Мы практически дома не бывали, ещё успевали пить-гулять. Вот и подустали.
- Вы так спокойно рассказываете про пить-гулять…
- Ну такими мы были. А что? Да, гуляли, пили, девушек было много, стадионы собирали, работали только с оцеплением, за которое нас просили не выходить, чтобы не провоцировать давку. Для передвижений по стране у нас был собственный вагон, три автобуса. Столько всяких безобразий было. Нам повезло, что тогда сотовых телефонов не было, позор не становился достоянием общественности.
- Как папа к этому относился?
- Он с нами по гастролям не ездил, только работал как сценарист и режиссёр, так что весь этот бардак не видел, но догадывался, как мы живем. Я чуть не развелся и семью сохранил только благодаря терпению моей жены. Я же дома месяцами не бывал. Если не было гастролей, ездили по свадьбам или по тоям, или просто гулянки были. Да и время такое было…
Мы выросли с этой страной, все вместе получили свободу, которая оказалась мнимой, видели, как из нищеты страна поднималась, как потом погрязла в воровстве. И так же, как все, помним разные времена. У русских есть день, когда они ходят на кладбище помянуть родственников. Мы в этот день с женой приходили на кладбище и торговали водкой. Жена закупала жвачки, а потом ездила по аулам, продавала их, меняла на продукты. Так и выживали в начале 1990-х.
А сколько раз мы ехали на свадьбу к братве и попадали на стрельбу, убегали от разборок на машинах. Мы же были популярные, и возили нас к самым уважаемым людям, а в начале 1990-х это были бандюки. Помню, в Мерке на свадьбе сидели мы за столом с уважаемыми гостями, и прямо посередине тоя началась стрельба. Мы под стол упали и под ним быстро-быстро поползли к выходу. Кому охота умереть?
- Как вам нынешние стендаперы?
- Беззубые они какие-то, без мата ничего сказать не могут. Свои эмоции передают двумя-тремя словами. Хотя зритель растёт, меняется. Сейчас ведь деньги зарабатывают уже не бандюки, а те, кто мозгами умеет работать, ботаны стали уважаемыми людьми.
- Не жалеете, что не связали судьбу с театром, не тянет туда?
- Очень жалею, до сих пор. Но сейчас уже не пошел бы, не хочу испортить театр, у меня характер не тот. Я долгое время ещё и тамадил. На каждый той шел как на войну, хотел победить того, кто не смеется, того, кто не участвует в конкурсах, того, кто только собой занят… И это мне было интересно.
Был случай в Астане — большой свадебный той на 450 человек. Среди приглашенных — сенаторы, депутаты, одних генералов 12 человек и министр обороны, не буду называть, кто именно. На сцене поёт Роза РЫМБАЕВА. И я вижу, как генерал поднимает руку, бегу к нему, хочу узнать, что случилось. А он говорит: “Выруби песню, сейчас министр будет говорить”. Я понимаю, Кайрат Нуртас пел бы, я его остановил бы! Но как на полуслове остановить Розу Рымбаеву? Она же сама генерал от искусства! Медленно иду, думаю, что можно сделать. Увидел маму жениха и попросил срочно пригласить на танец министра обороны, сказал, что некогда объяснять, но очень надо. А уже после танца предоставил ему слово. Вот это война.
- Чем вам близок футбол, почему вы решили сыграть в фильме тренера?
- Я родом из Маркакольского района. Моего аула уже нет, но я каждый год на родине стараюсь проводить футбольный турнир, организую ребятам призовой фонд. Мне приятно, что могу потратить эти деньги не в кабаке, а на ребят. А кино про футбол очень нужное получается. У нас сейчас 95 процентов выпускаемых фильмов делают сборы, веселят, но пользу не приносят. Я понимаю, что это бизнес, но должны же быть фильмы и для души, которые мотивируют подростков и молодежь, показывают, как преодолевать трудности.
- Однажды вы высказались, что жена должна обладать терпением, и вас чуть ли не домашним деспотом заклеймили…
- Да, я такой и есть. Брак держит не любовь, со временем быт съедает её. И только терпение может все преодолеть. У жены есть выбор, я же не держал её за руки, за ноги, она в любой момент могла уйти. Никогда сам не бросил бы, но я всегда ей говорил: “Если тебе тяжело, давай разойдемся”. Было время, когда она плакала в подушку, я сам думал, что зря только мучаю её, а потом родилась дочь, и все изменилось, я прекратил разгульную жизнь — мне повезло, что жена терпеливая. Сейчас у нас двое детей, двое внуков. Я иногда сижу, смотрю на дом, семью и думаю, какой я счастливый человек.
- Можете вспомнить минуту славы и свой главный провал в жизни?
- Мой триумф был много лет назад, когда я сыграл мерзавца в сериале “Кара Шанырак”. Шел в Талдыкоргане по улице с кучей знакомых, и вдруг останавливается автобус, из него высовывается водитель и спрашивает, не я ли играл Маулена. Когда я сказал, что действительно я, он аж закричал: “Скотина, убить тебя не жалко!” И уехал. Мои спутники только глазами хлопают, не могут понять, что произошло. А я в душе такой радостный был: значит, сыграл хорошо! Вот это была моя минута славы: простой шофёр остановился, чтобы обматерить меня.
А провал… Есть одна горькая вещь. Я не сумел доказать при жизни отца, что не зря пришел в искусство, не услышал от него признания и похвалы. Я понимаю, что долгое время то недотягивал, то переигрывал и всегда был недоволен собой. Мне хотелось, чтобы он однажды сказал: “Вот это хорошо! Молодец, сынок!”
Ксения ЕВДОКИМЕНКО, Алматы