«Пустых листков на моем календаре нет…»

Являясь значимой фигурой в отечест­венной литературе, он всегда откликался на просьбы наших корреспондентов прокомментировать то или иное событие в общест­венной и культурной жизни страны. А его беседы с нашим обозревателем Геннадием Дорониным (1945–2024) вылились в целый цикл его размышлений о времени и о себе, в которых так явственно проступали черты его характера, гражданская и человеческая позиция большого Мастера слова и дела.

Предлагаем нашим читателям отрывок из его интервью , опубликованного в «Казправде» в августе 2013 года:

«…Вот что писал о нём и его творчест­ве прозаик и драматург, не так давно ушедший из жизни Баккожа Мукай: «В большой группе писателей, пришедших в казахскую литературу в начале 60-х годов прошлого века, по-особому выделяется голос Акима Тарази. Этот автор ни на кого не похожий, со свойственным только ему стилем и характерным неторопливым повествованием. Его ни с кем нельзя спутать. Множество молодых последователей пытались подражать его манере письма, одно время ставшей очень модной в литературной среде. Но они так и не овладели хитросплетениями неповторимого авторского стиля Тарази».

Я добавил бы к этому своё предположение: может быть, неторопливость повествования писателя идёт от того, что он трепетно относится к судьбам своих героев и выписывает их дотошно, филигранно, в итоге создает правдивые, живые образы, которым хочется верить. Точно и емко оценивал творчество Акима Тарази известный казахстанский критик Виктор Бадиков. Как говорится, умри, а лучше не скажешь. «Глубоко проникая в психологию человека и словно изнутри исследуя его внутренний мир, писатель раскрывает нравственные мотивы поступков своих героев», – писал Геннадий Доронин.

Но сегодня мы не будем говорить об особенностях письма Тарази и перенесемся в те времена, когда не было писателя Тарази, а жил-был на свете человек с фамилией Ашимов. Обыкновенный молодой гражданин, правда, всегда готовый броситься с кулаками наперевес защищать обиженных, исправлять неспра­ведливость, защищать слабых или просто защищать поруганную, как ему казалось, честь…

Предоставим слово ему:

– ...Да, я стал больше философом, чем литератором. Считаю, что писатель не может не быть философом, а также психологом, а также учителем, математиком, геометром… И, может быть, архитектором, чтобы искусно выстраивать сюжеты своих произведений.

А вообще, писатель должен создавать картину времени, картину окружающего нас мира, быть летописцем.

Весь прошлый год я перечитывал свои произведения. Я читаю не быстро, но основательно. С карандашом в руке, анализируя текст. Например, «Войну и мир» читал четыре месяца, «Путь Абая» – столько же. Несколько месяцев потратил на чтение «Тихого Дона». И наверное, я стал самым суровым критиком своим рассказам, романам и повестям.

– И что вам открылось? Что показал строгий анализ?

– Мне, читателю, понравился этот писатель. Нет, не зря он когда-то взял перо в руки. Скажу без ложной скромности: как писатель он состоялся, судьба его не ошиблась в выборе дел, которыми он должен заниматься на этой земле.

– В общем, оказалось, что ревизия в Вашу пользу?

– Да, ревизор поднял обе руки перед писателем Тарази. Я всегда в шутку говорю, что есть писатель Тарази и есть Ашимов – обыкновенный гражданин. В свою очередь, у Тарази тоже есть как бы внутренний критик – я зову его Булькульбаем. Так вот, этот последний признал Тарази, но он тип саркастичес­кий, все проверяет сомнением, просто так на веру ничего не берет. В прошлом году, после прочтения всего мною написанного, Булькульбай вынужден был признать: перед ним писатель, сос­тоявшийся, самобытный. Его ни с кем другим не спутаешь.

Я никогда не ставил себя выше других. Когда мои товарищи по писательскому цеху выступали в прессе с жесткой критикой друг друга, чуть не до рукопашной доходило, я никогда не участвовал в этих схватках. Однажды, я жил тогда в Алматы, меня пригласили в юридический университет. Встреча проходила в огромном зале, наверное, вмещавшем не менее чем 500 человек. И один из студентов задал мне вопрос: «Какое место вы занимаете в казахской литературе?»

Тогда членов Союза писателей Казахстана числилось около 400 человек, и я ответил студентам так:

– В нашем творческом союзе четыреста членов, а я – четыреста первый! Время от времени такие вопросы появляются – видимо, кого-то беспокоит Табель о рангах. В прошлом году этот вопрос мне задали уже в Астане. Я ответил также, только скорректировал цифру: сейчас в Союзе писателей состоят семьсот семьдесят литераторов, я – семьсот семьдесят первый.

Я никогда не стремился увидеть себя в списке первым, пусть ставят на двадцатое место или на пятидесятое… Писатель должен сам оценить себя, подходя к своему творчеству с самой высокой меркой. Он должен сначала сам себя уважать, потом его оценят читатели. Для меня самый страшный критик – тот самый Булькульбай. Иногда он хлопает меня по плечу и говорит: «Давай, Аким, давай!» – и это звучит высшей похвалой для меня…»