Задержание вслед за четырёхминутным выступлением на центральной площади Уральска Ахмедьяров считает ответом властей на его несогласие с итогами выборов, которые, по мнению кандидата, были сфальсифицированы. 11 апреля журналиста пытались задержать сначала сотрудники спецназа в масках и бронежилетах. Они ретировались, когда Ахмедьяров потребовал предъявить повестку. Полицейские попросили журналиста приехать в отделение самостоятельно. 12 апреля, когда он прибыл в полицию, на него составили протокол о правонарушении, затем суд поместил его под арест.
ЧЕТЫРЕ КАМЕРЫ ЗА 15 СУТОК: «В ТАКИХ УСЛОВИЯХ ДЕРЖАТЬ ЛЮДЕЙ НЕЛЬЗЯ»
Азаттык: Как прошли 15 суток под арестом? Быстро пролетели или тянулись бесконечно?
Лукпан Ахмедьяров: Не могу сказать, что время тянулось. Была масса событий в связи с моими переводами из камеры в камеру, жалобами, апелляция, на которую меня выводили из камеры.
Азаттык: Расскажите подробнее о переводах. После сообщения о том, что вас посадили в камеру изолятора временного содержания, появились опасения, что вам могут предъявить обвинение по уголовной статье…
Лукпан Ахмедьяров: Я успел поменять четыре камеры. Когда я прибыл после суда в спецприемник, меня сначала поселили в девятую камеру. Я только начал раскладываться — пришли и сказали, что переводят в другую камеру, восьмую. Как потом выяснилось, эта камера в спецприемнике считается VIP. Она оказалась просторнее и чище, даже вентиляция более или менее работала. В этой камере я просидел пять или шесть суток. После сказали, что нам — на тот момент в камере оставалось пять человек — нужно с вещами выйти. Перевели в ИВС. Несмотря на то, что в ИВС камеры гораздо чище, там свежий ремонт, меня это напрягло. Я помнил, как меня пытались задержать с использованием «маски-шоу», начал тревожиться, потому что подумал, что в отношении меня хотят возбудить уголовное дело. Я смог передать на свободу записку, которая стала причиной шумихи. После того, как записка была опубликована в интернете, меня тут же спустили вниз (Спецприемник для административно арестованных находится на первом этаже здания, изолятор временного содержания для подозреваемых в уголовных преступлениях — на втором. — Ред.). Но поместили в самую страшную и тесную камеру, четвертую. Там было восемь человек вместе со мной. Камера шириной чуть больше двух метров. Два ряда двухъярусных кроватей, между ними может ходить только один человек. Если кто-то спускается на пол, то все остальные забираются на кровати. До невозможности грязные стены. Какая-то тусклая лампочка. Туалет без дверцы. Шаткий столик, за которым обедали, стоял прямо напротив унитаза.
Я переночевал в этой камере, а утром начал писать. Вызвал дежурного прокурора, национальный превентивный механизм (НПМ). Первым прибыл прокурор, я сказал, что через дверь с ним общаться не буду. Когда он зашел, я заставил его сесть за стол, за которым мы обедаем. Поначалу он отказывался, я спросил: «Почему? Вызывает отвращение?» Он ответил: «Если честно, да. Грязно». Показал ему всё: туалет, тараканов, посуду, которую арестованные не могут отмыть, потому что нет горячей воды, постельное белье, которое не меняется. Мне дали «разнокалиберное» белье: наволочка была красная, простыня когда-то была голубенькая, а пододеяльник вообще был неопределенного цвета. Но мне ещё повезло! У ребят вместо простыней были детские пеленки. Я сказал, что хочу, чтобы прокуратура подняла вопрос о госзакупках при приобретении постельного белья. Попросил, чтобы направили проверку СЭС. Прокурор записал мои жалобы.
Как только дежурный прокурор ушел, меня вызвали в кабинет начальства спецприемника. Я у начальников спросил, зачем надо было переводить, они сказали, что это распоряжение руководства департамента полиции. Написал заявление, где попросил меня перевести в камеру ИВС. Как только я зашел туда, сразу допустили представителей НПМ. Они убедились, что у меня хорошие условия, зафиксировали мои жалобы. Нам принесли новые комплекты постельного белья, накрахмаленного, со складками. После этого меня оставили в покое и семь дней я провел в ИВС.
Азаттык: Вы полагали, что после административного ареста вам могут предъявить уголовную статью?
Лукпан Ахмедьяров: Остаюсь при своём мнении: был дальний прицел, чтобы оставить меня в ИВС и потом предъявить обвинение. Когда шум поднялся, решили не разыгрывать эту версию. После были судорожные попытки сгладить ситуацию. Предполагаю, что это не последний мой арест. По моим прикидкам, будут очередные попытки задержать или вручать мне повестки. Не знаю, что именно придумают.
Азаттык: Это не первый ваш административный арест. Меняется ли что-нибудь по ту сторону решетки?
Лукпан Ахмедьяров: Это пятый арест за время работы в журналистике. Изменения есть. Благодаря тому, что за решеткой отказываются гражданские активисты, какие-то подвижки происходят. Помню свой первый арест: оштукатуренные «под шубу» стены, постельного белья не было вообще, только матрац с чёрной подушкой, вместо посуды были оплавленные донышки от пластиковых бутылок. Тогда я начал писать жалобы и нам дали посуду и постельное белье, начали давать относительно нормальную еду. В 2016 году, когда я попал под арест, в рационе уже было мясо, фрукты, овощи. Сейчас появились салат из свежих овощей, компот. Но санитарное состояние камер не изменилось. В таких условиях людей держать нельзя.
СХЛЫНУВШАЯ ПРОТЕСТНАЯ ВОЛНА. «ЦЕМЕНТИРОВАНИЕ» СИСТЕМЫ И ЗАКРУЧИВАНИЕ ГАЕК
Азаттык: После парламентских выборов, когда кандидаты-одномандатники, в том числе вы, заявили о несогласии с результатами, о фальсификациях, казалось, поднялась протестная волна. Поднялась и, похоже, стихла. Протесты были немногочисленными, мажилис тем временем приступил к работе. Почему так случилось?
Лукпан Ахмедьяров: Наверное, это связано с тем, что у протестной волны, связанной с выборами, были вполне определенные лица. Это я, например, Мухтар Тайжан, Динара Егеубаева. Многих посадили. Нет людей — некому говорить об этом. Я не знаю. Никогда не мог спрогнозировать, как будут развиваться протесты в Казахстане. После Жанаозена мне казалось, что волна поднимется, но все стихло. Так же было во время земельных митингов. Думал, что народ поднимется, но ничего не произошло. То же самое и сейчас.
Азаттык: До ареста вы начали процесс оспаривания итогов голосования. Выкладывали видео с вбросом бюллетеней. Как вы считаете, реально ли добиться отмены результатов голосования?
Лукпан Ахмедьяров: Перспектива слабенькая. Вероятность того, что это закончится уголовным делом, будут судебные разбирательства, отменят итоги голосования на отдельно взятом участке, я бы оценил в один процент из ста. Тем не менее, я делаю это, потому что государственной машине нельзя давать расслабляться. Мы должны держать её в тонусе. Иначе мы получим Северную Корею. Гражданскому обществу нужно просыпаться.
Азаттык: У Астаны есть свои аргументы. В парламенте впервые за долгие годы есть беспартийные депутаты. Не три партии, как раньше, а шесть. У партии власти уже не 80 процентов голосов, а 50 с лишним. Это «продают» за реформы. Успешно ли это «продается», по-вашему?
Лукпан Ахмедьяров: Я бы не сказал, что успешно «продается». В косметические реформы поверит только откровенный идиот. Дипломатические миссии, правозащитные организации и политические деятели не из власти это «не покупают». Другое дело, как к этому относятся рядовые люди. Люди, с которыми я разговаривал, выражают абсолютно различные мнения. Есть те, кто верит. Есть люди, которые испытывают скепсис. Есть те, кто находится в непринятии этой системы, они понимают, что ничего не меняется.
Сам отношусь к происходящему как к косметическим реформам, которые направлены на то, чтобы зацементировать систему. При Назарбаеве была жесткая вертикаль, в которую была встроена партия «Нур Отан» и было несколько «подпорок» из «ручных» партий. Как сделал Токаев? Он сказал, что будут не только партии, но и самовыдвиженцы, но при этом ограничил долю самовыдвиженцев в парламенте. Мы видим, что самовыдвиженцы — в подавляющем большинстве люди, лояльные к власти. Да, появились новые партии. Но какие? Это партии, которые зарегистрировались и прошли выборы, предоставив верховной власти гарантию, что не будут подвергать сомнению легитимность Токаева, критиковать верховную власть.
Азаттык: Насколько устойчива такая политическая конструкция, по-вашему?
Лукпан Ахмедьяров: Любая авторитарная конструкция опирается на одну ножку — на авторитет верховного правителя страны. Она всегда будет неустойчивой, тем более, когда в стране нет устойчивой экономики. Государство уже признало, что не может сдерживать рост цен на топливо. Единственная опора, на которую может опираться конструкция, — это репрессивная машина. Нам предстоит наблюдать, я полагаю, как парламент будет принимать новый бюджет, в котором достаточно большое количество денег будет выделяться на усиление силового аппарата. Увеличится количество людей в силовых структурах, будут выделяться средства на закупку оборудования, спецсредств, приниматься репрессивные законы.
Азаттык: Пока вы находились под арестом, в Астане прошло совещание по социально-экономическим вопросам, на котором объявили о грядущем росте тарифов. Мининформ вынес на обсуждение новый законопроект о массмедиа, в котором сохранились ограничения, вызвавшие недовольство журналистов, — пресс-карта, трёхлетний срок исковой давности по искам о диффамации. В планах властей — расширение полномочий КНБ во время «чрезвычайной ситуации социального характера». Не ощущения, что пытаются сильнее закручивать гайки?
Лукпан Ахмедьяров: Это всё признаки закручивания гаек. 90 процентов уголовных дел, которые были заведены в предыдущие годы в отношении журналистов, независимых политиков, гражданских активистов, вела полиция, а КНБ старался держаться в тени и особо «не отсвечивать». Сейчас, скорее всего, мы получим ситуацию, когда большую часть дел будет вести КНБ как следственный орган: он будет проводить задержания, обыски.
Расширение полномочий комитета национальной безопасности происходит после кризиса, который мы наблюдали в январе прошлого года, когда Токаев вынужден был признать, что он не может контролировать эту силовую структуру. Токаев после января пытался идти на какие-то уступки с обществом, проводя косметические процедуры. Видимо, трудный диалог у него происходил и с представителями силового блока. Если после января ещё была хоть какая-то надежда — вот убрали Карима Масимова и других силовиков, Токаев возьмёт все под свой контроль, — то сейчас, я боюсь, идёт другой процесс. Генералы силовой структуры, которая сама по себе глубоко коррумпирована, будут отвоевывать свою зону влияния.
Вполне возможно, что мы сейчас скатываемся к той же модели, что и Россия, где спецслужбы оказались самыми влиятельными структурами внутри страны. Вполне вероятно, что Токаев идёт по пути, который проторил Путин. Поэтому будет усиливаться КНБ. Генералы КНБ станут теневым правительством и получат ещё больше влияния, что повлечет усиление давления на всех неугодных. Они прекрасно понимают, что к цели, которую ставит перед собой Акорда в лице Токаева, можно прийти только одним способом — с помощью закручивания гаек и репрессий. Больше никак.
Затронуто и гражданское общество, неправительственные организации, массмедиа, блогеры, политические движения. Зарегистрировать политическую партию остается всё так же практически невозможным, поэтому появления новых легитимных игроков ждать не приходится. Токаев себя загнал в угол, из которого есть только один выход — усиление репрессивной машины.
Азаттык: Чем это чревато?
Лукпан Ахмедьяров: Это приведет к увеличению политических узников, политических уголовных дел. В Казахстане, так же как в России и Туркменистане, будет ликвидирована профессия журналиста. Будет принят закон об иноагентах и мы увидим достаточно большую волну миграции, когда люди начнут уезжать из Казахстана — лидеры мнений, политические и гражданские активисты, политики. Вынуждены будут уезжать, потому жить и работать в этой стране они больше не смогут.
Азаттык: На фоне этого нет желания всё свернуть и уйти в другую сферу? Уехать?
Лукпан Ахмедьяров: Желание уехать из страны и послать все к черту у меня возникает всегда, когда я выхожу из спецприемника. В голове мысль: если люди не готовы выходить на улицы, нужно ли плюнуть и уехать? С другой стороны я считаю, что так думали в своё время те, кто уехал из России и она превратилась в общество, абсолютно отравленное пропагандой. А кто не уехал, тот сидит. Думаю, неужели Казахстан станет таким же?
Каждый раз, когда подвергаюсь административному аресту, я сижу в камере и думаю: «Зачем оно все мне нужно?» А потом что-то останавливает. Почему я должен уезжать? Нужно продолжать противодействовать.
