По религиозным мотивам репрессиям в республике подверглись около 150 тыс. человек

Государственная комиссия по полной реабилитации жертв репрессий под руководством Крымбека Кушербаева и Ерлана Карина за три года проделала огромную работу – очень важную и давно ожидаемую обществом.

Одним из направлений деятельности комиссии стало изу­чение положения многоконфессионального духовенства Казахстана. Эта категория людей была подвергнута системным гонениям и репрессиям со стороны советской власти за то, что следовала своим религиозным убеждениям и отстаивала право верить.

Задачей государственной комиссии был комплексный подход к реабилитации жертв большевистско-сталинских репрессий, включающий не только правовую реабилитацию, но и политическую оценку, а также гуманистический подход, восстанавливающий их честь и достоинство.

С самого начала существования советской власти духовенство подвергалось давлению и различным видам репрессий, поскольку религия и её носители рассматривались как «пережитки прошлого» и «классовые враги», как конкурирующая и влиятельная сила на пути построения коммунистического общества и формирования нового человека, верующего только в коммунистические идеалы. Реализацией Декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви (от 14 августа 1918 года) занимался один из отделов Нар­комюста. Он назывался «ликвидационный отдел», что крас­норечиво говорит о конечной цели политики большевистской партии и Советского государства в отношении религии и верующих.

Первая Конституция советского государства (1918 года) относила духовенство к категории «лишенцев», то есть людей, лишенных избирательных прав. Статус этот имел значительные негативные последствия для духовенства, в частности, дискриминировал их в политических и даже ряде социальных прав.

«Лишенцы» не могли быть членами профсоюзов, получать от государства социальные пособия и пенсию, их дети имели ограничения в получении образования. В экономическом плане статус «лишенца» в правоприменительной практике вел к увеличению налогообложения, а в сельских районах – к наложению твердых заданий по хлебо- и мясозаготовкам, которые многие религиозные служители выполнить не могли.

Неуплата налогов, невыполнение твердых заданий по заготовкам вели к судимости по ст. 61 УК РСФСР, которая предусматривала конфискацию имущества и ссылку. Была создана целая система репрессивных мер с соответствующей нормативно-правовой базой. Это ряд декретов, Уголовный кодекс РСФСР 1922 года, статьи 119–125, 227, УК РСФСР 1926 года, Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 8 апреля 1929 года «О религиозных объединениях», различные постановления ВЦИК, постановления Казкрайкома на местах о борьбе с религией и усилении антирелигиозной пропаганды.

Результатом было приравнивание религиозного служения, исповедания своей веры к контрреволюционной агитации и контрреволюционной деятельности в соответствии со ст. 58, п. 10–11 УК РСФСР. Благодаря работе государственной комиссии, доступу к закрытым архивам, рассекречиванию значительного пласта документов (более 2 млн) был выявлен политико-правовой механизм и секретный уровень репрессивной политики, включающий закрытые инструкции, приказы, постановления, служебные записки, распоряжения партийных органов и силовых структур.

Система репрессивных мер против религии и духовенства включала поражение в правах, экономическое давление на духовенство и прямое ограбление религиозных организаций через изъятие всех ценностей и культовых зданий, уничтожение религиозного образования, вмешательство во внутренние дела религиозных организаций, уголовное преследование по политическим мотивам, дискредитацию образа священнослужителя.

Каждая кампания по конфискации, насильственной коллективизации, седентаризации (оседание) и другие антинародные политические акции сопровож­дались усилением репрессий против духовенства. Например, постановление Президиума ВЦИК «О лишении права на землепользование и проживание в местах постоянного жительства крупных баев и скотопромышленников с семьями и конфискации их имущества» от 14 марта 1928 года лишало право на землепользование представителей мусульманского духовенства и их семьи. А согласно документам из местных архивов, Исполнительный комитет Карагандинской области разослал постановление от 8 июля 1933 года, соглас­но которому к байско-кулацким хозяйствам, которые облагаются повышенным индивидуальным налогом, были отнесены «служители религиоз­ных культов» (священники, дьяконы, псаломщики, муллы, ишаны, хазреты и другие).

Представители духовенства обвинялись в подрывной деятельности против мероприятий советского государства с формулировкой, что «под видом религиозных молений проводилась контрреволюционная пропаганда», направленная на срыв мероприятий большевистко-сталинской власти.

В годы Большого террора 1937–1938 годов в рамках реализации приказа НКВД СССР № 00447 от 30 июля 1937 года духовенство было отнесено к антисоветским элементам, подлежащим уничтожению. В эти годы фабриковались большие групповые дела против духовенства разных религий и конфессий, по которым осуждались от десятков до сотен представителей духовенства и активных верующих.

Это групповые дела под агентурными названиями «Духовники», «Ахун», «Суфи», «Цепь Корана», «Черные братья», «О всесоюзном контрреволюционном центре», «Дурман», «Неугомонные», «Богомольцы», «Деятель», «Волынцы», «Баптисты», «Субботники» и многие другие. Заводились эти дела против представителей самых разных конфессий. Отчеты по исполнению приказа НКВД СССР № 00447 содержат также информацию с указанием осуждения фигурантов этих дел по категориям: 1 – расстрел или 2 – долгие строки в исполнительно-трудовых лагерях.

В результате активной работы Проектного офиса по обеспечению деятельности Государственной комиссии выработана новая методология исследования, выявлена государственно-системная масштабность репрессий против духовенства и активных верующих, что позволило более детально определить подкатегории репрессированных по каждому вероисповеданию. Например, в отношении ислама – это мухтасиб, ахун, хазрет, имам, мулла, бай-мулла, бывший мулла, ишан, муэдзин⁄азанчи, муавалли, религиозный фанатик, «бродячие муллы», в отношении православных – поп, священник, митрополит, епископ, протоиерей, дьякон, монахи и монашки, члены церковных советов, активные верующие и другие.

Проектный офис государственной комиссии при определении масштаба репрессий разработал и применил новый подход для определения общего количества жертв политических репрессий, когда учитывались репрессивные меры не только в отношении представителя духовенства, но и последствия для членов его семьи.

Это обусловлено тем, что в следственных делах были установлены многочисленные случаи преследования жен и детей пос­ле ареста самих религиозных служителей, применялась и высылка членов семьи в спецпоселение. Социальное происхождение «сын муллы» или «сын попа» имело негативные последствия для жизни человека: от подозрительного отношения и наблюдения со стороны силовых структур до прямых репрессий. В ряде случаев были выявлены факты развода и смены фамилий, чтобы избежать дальнейших преследований и обезопасить своих детей.

В то же время семейная трагедия потери родственника в ходе репрессий осталась незаживающей раной и в конце 1950-х годов, когда был инициирован пересмотр дел жертв политических репрессий и начат процесс реабилитации, многие потомки обращались в прокуратуру с просьбой прояснить судьбу реп­рессированных родственников.

В части из них описываются трудности, с которыми сталкивались дети религиозных служителей, такие как отказы в выплате пособий, ограничения при поступлении на учебу для детей из-за происхождения, ограничения по сферам деятельности и в продвижении по службе, а главное – тяжелое морально-психологическое состояние из-за неизвестности по поводу судьбы родного человека. Многим потомкам выдавали ложную информацию о смерти репрессированного от болезни в лагерях вместо информации о расстреле.

Проектный офис инициировал в национальном масштабе сбор воспоминаний потомков жертв политических репрессий, среди которых были и потомки репрессированных религиозных служителей. Выяснилось, что многие потомки скрывали от своих детей и внуков, что в их семье был репрессированный служитель духовенства.

Так, например, правнуки расстрелянного православного священника Фёдора Маляровского узнали о нём только в 2000-х годах, правнуку попалась книга жития святых Шымкентской епархии, где он увидел имя своего прадеда. В случае авторитетного хазрета Нурмухамедова Хасана после его расстрела семья оказалась разъединена и воссоединилась вновь только в 2012 году.

Все перечисленные семейные трагедии являются прямым следствием репрессий против духовенства. На сегодняшний день в результате работы госкомиссии определены только примерные цифры, поскольку масштабы репрессий требуют дальнейшего изучения этого важного вопроса.

По установленным и предварительным данным, по всем категориям представителей духовенства в Казахстане репрессиям по религиозным мотивам подверг­лись около 150 тыс. человек. Более 40 тыс. из них являются нереабилитированными.

Основная часть нереабилитированных представителей духовенства и активных верующих – это вынужденные беженцы из Казахстана, пропавшие без вести, расстрелянные без суда и следствия, а также представители религиозных групп, которых большевики считали наиболее опасными, такие как ишаны, участники антисоветских восстаний, «иоанниты», «истинно-православные христиане», баптисты, адвентисты-реформисты и многие другие. Таким образом, предстоит ещё большая работа по выявлению всех подкатегорий нереабилитированных жертв, а также установлению окончательных цифр по репрессированному духовенству и активным верующим.

Ответ на вопрос, за что их репрессировали, на наш взгляд, во многом содержится в воспоминаниях внучки расстрелянного красноармейцами без суда и следствия в июне 1918 года православного священника Георгия Степанюка. Его супруга три раза ходила в сельсовет и спрашивала: «Что плохого он сделал?», на что ей в третий раз ответили: «Может, он ничего плохого и не сделал, но что он думает, мы не знаем». Следовательно, нельзя было думать по-другому, нельзя было свободно исповедовать свои религиозные взгляды, более того, даже само подозрение в инакомыслии преследовалось.

Казахстанская земля содержит материальные артефакты реп­рессивной политики советской власти по отношению к религии в виде полуразрушенных мечетей и церквей, история которых также нуждается в восстановлении и тесно связана с именами репрессированных религиозных служителей.

По данным Постоянной цент­ральной комиссии по культовым сооружениям (ПКК), в первые годы установления советской власти в Казах­стане было зарегистрировано 2 500 культовых сооружений, в том числе 1 281 мечеть, около 1 050 православных храмов, 170 храмов молитвенных домов других конфессий. Согласно информационному отчету госкомиссии, с 1918 по 1931 год было закрыто 1 630 культовых сооружений, в том числе 782 мечети. К началу 1940-х были закрыты уже практически все религиозные учреждения.

Следует отметить, что в Государственную комиссию по полной реабилитации жертв политических репрессий поступали и продолжают поступать запросы от родственников репрессированных, в том числе от потомков репрессированных религиозных служителей, даже из зарубежных стран, что подтверждает актуальность и важность данной работы для людей. До сих пор остаются люди, которые не знают о судьбе своих прадедов после ареста.

Большая исследовательская работа, проведенная в рамках государственной комиссии, поз­воляет переосмыслить прошлое и на основе извлечения уроков из трагической истории репрессий сделать выводы и двигаться дальше – к строительству нового демократического Казахстана, не допуская повторения трагических ошибок.

Вместе с тем важно подчерк­нуть, что как государственная, так и региональные комиссии никогда не допускали политизации как изучаемого вопроса в целом, так и отдельных фактов, не было в нашей работе поиска врагов или обвинения в произошедших событиях каких-то народов и государств. Мы руководствовались задачами восстановления исторической справедливости в отношении невинных жертв массовых политических репрессий, осуществления полной реабилитации жертв и пострадавших.

Кроме того, работа госкомиссии имеет духовно-нравственное и политическое значение. Возвращая из забвения имена и биографии репрессированного духовенства, актуализируя их подвиг веры, возвращая их в историю семей и вписывая их религиозное служение в многонациональную историю Казахстана, мы не только восстанавливаем историческую справедливость, но и создаем основу для построе­ния демократического общества и государства.

Поэтому для продолжения поисковой, исследовательской работы депутатам Парламента необходимо принять разработанные экспертами и учёными госкомиссии законопроекты о полной юридической реабилитации жертв и пострадавших от репрессий представителей духовенства Казахстана.

Память о репрессированном духовенстве должна сохраняться на основе принципа «работающей памяти». Это предполагает реализацию стратегий сохранения и постоянной актуализации памяти через создание мемориалов, карт памяти, памятников, документальных и художественных фильмов, образовательных стратегий, ономастических мероприятий, создание площадок для академических дискуссий и дальнейшего серьёзного научного изучения и восстановления судеб религиозных служителей.