Ежегодное Послание Президента Касым-Жомарта Токаева, озвученное на совместном заседании палат Парламента, определило контуры будущего Казахстана, продолжив процесс глубоких структурных преобразований.
В фокусе – две системные реформы, призванные кардинально изменить экономический и политический ландшафт страны: создание Министерства искусственного интеллекта и цифрового развития и пересмотр архитектуры законодательной власти через возможный переход к однопалатному Парламенту. Для глубокого анализа этих стратегических инициатив, особенно в части цифровой трансформации, мы обратились к эксперту, чья профессиональная и общественная деятельность неразрывно связана с продвижением идей цифровизации – экс-депутату Мажилиса, финансисту и юристу Юрию Виссарионовичу Ли.
– Юрий Виссарионович, добрый день. Прежде чем мы перейдем к двум главным темам, как бы Вы в целом охарактеризовали тон и стратегический фокус нынешнего Послания? Что стало для Вас как для эксперта ключевым сигналом?
– Добрый день. Ключевой сигнал, на мой взгляд, – это окончательный переход от деклараций к жесткому прагматизму с чётко очерченными горизонтами ответственности. Президент задал очень высокий темп, заявив, что «Казахстан в течение трёх лет должен стать полностью цифровой страной». Это конкретная, измеримая задача с конкретным сроком. Весь тон Послания был предельно деловым и сфокусированным на конкретных механизмах достижения целей. Это сигнал всему государственному аппарату: время на раскачку закончилось, требуются измеримые результаты в сжатые сроки.
Второй важный аспект – это демонстрация готовности к открытому диалогу по фундаментальным вопросам, что мы видим на примере инициативы по реформе Парламента. Власть не просто ставит общество перед фактом, а предлагает ему и экспертному сообществу вместе найти оптимальную модель государственного устройства. Это, безусловно, признак зрелости и уверенности политической системы.
– Давайте подробнее остановимся на инициативе, которая Вам особенно близка, – создании Министерства искусственного интеллекта и цифрового развития. Глава государства заявил: «На базе действующего профильного министерства нужно образовать министерство искусственного интеллекта и цифрового развития». Насколько мы готовы к такому шагу и что должно стать стержнем работы нового ведомства, чтобы оно не превратилось в очередную бюрократическую надстройку?
– Вы правы, для меня это очень значимая новость. Я много лет говорил о необходимости концентрации усилий в этой сфере. И сейчас хочу обратить внимание тех людей, которые будут исполнять данное поручение. Мои доводы основаны на личном профессиональном опыте. Самое простое и опасное, что можно сделать, – это просто «поменять вывеску» на министерстве и начать подключать за подписку решение различных государственных задач к готовым софтам и чат-ботам (ChatGPT, DEEPSEEK и прочее). Уверен, что глава государства не это имел в виду, тем более что через такие «каналы» массивы данных сразу уйдут владельцам ПО. К тому же, ответы того же ChatGPT зачастую содержат грубые ошибки, в которых он не всегда «признается», что точно не отвечает интересам нашего цифрового суверенитета.
Если же мы говорим о полноценном машинном обучении и реальной, эффективной, практически реализуемой стратегии, то новому министерству придётся заниматься именно этим. На мой взгляд, за считанные месяцы качественный продукт не появится.
В зависимости от отрасли, будь то водоснабжение, энергетика или обеспечение социальных выплат, необходимо на базе правильных алгоритмов, массивов данных, статистики и типологии кейсов обучить ядро, протестировать его, устранить баги и ошибки, а также создать профессиональную службу поддержки «24/7», чтобы получить минимально жизнеспособную версию продукта (MVP).
Во-первых, если говорить ещё проще, то, например, для контроля за эффективностью и целевым использованием госбюджета нужно на базе правильных алгоритмов «скормить» ИИ все бюджетные правила, аудиторские отчеты Высшей аудиторской палаты, отчеты местных органов финансового контроля, материалы административных и уголовных дел, связанных с хищениями, нецелевым и неэффективным расходованием бюджетных средств, а также вступившие в законную силу решения и приговоры судов по таким делам с учетом их типологии и юридической квалификации. А представьте, сколько противоречий внутри этого массива данных – и в цифрах, и в «словах». Конечно, здесь на помощь в какой-то момент придёт цифровой тенге, который тоже был упомянут в Послании как digital-инструмент, но пока неясно, как эти процессы будут разводиться по времени и этапности.
Во-вторых, кто те специалисты, которые будут непосредственно проводить машинное обучение, и те, кто будет обеспечивать работу службы поддержки каждого софта в зависимости от отрасли и сферы государственных задач? Есть ли они в команде министерства, или это будут сугубо иностранные специалисты, осваивающие бюджет и предлагающие самые дорогие разработки? Кстати, профессиональная служба поддержки – очень дорогое удовольствие. Нужно помнить, что это цена цифровизации: экономя на скорости транзакций, придётся вкладываться в серьёзную систему обеспечения жизнедеятельности и информационной безопасности.
Поэтому я бы шел от простого к сложному: сначала разрабатывать ПО для решения самых простых и понятных функций, обучать и формировать команды специалистов, а дальше углубляться к более значимым и критически важным процессам. Попытка построить цифровую «глыбу» под лозунгом «пройдем пятилетку за два года» будет очень дорогой и болезненной политической и управленческой ошибкой.
Президент абсолютно точно определил ИИ как фактор национальной безопасности и экономического суверенитета. Сегодня тот, кто контролирует данные и алгоритмы, контролирует будущее. Поэтому создание министерства – это не про запуск ещё одного удобного сервиса в eGov. Это про выработку национальной стратегии в области больших данных. Кто ими владеет? Как они хранятся и обрабатываются? Кто имеет к ним доступ? Как мы защищаем цифровые активы граждан и государства? Без ответов на эти фундаментальные вопросы мы рискуем превратиться в «цифровую колонию» для глобальных технологических гигантов. Чтобы избежать бюрократизации, стержнем работы нового ведомства должны стать три чётких направления.
Первое – утверждение «цифровой стратегии» с фиксацией этапов, подрядчиков, ресурсов, сроков и понятных результатов, включая изменения в законодательство. Здесь хочу сделать акцент: при внесении изменений в законодательство, при создании Цифрового кодекса, следует уйти от бесполезных и вредных попыток урегулировать всё и вся, чем грешат законодатели. Важно создать правовое поле, которое будет способствовать развитию передовых технологий, приходу и защите инвесторов, тем более что создание и развитие Alatau City станет одним из явных маркеров эффективности законодательства и государственных решений в сфере глобальной страновой цифровизации.
Второе – это человеческий капитал. Министерство не должно пытаться стать главной IT-компанией страны. Его задача – создать благоприятную экосистему для подготовки специалистов, начиная с пересмотра школьных и университетских программ и заканчивая налоговыми преференциями для IT-компаний и поддержкой стартапов. Нам критически не хватает специалистов по Data Science, машинному обучению и этике ИИ.
И третье, самое важное, – это практическое внедрение. Новое ведомство должно последовательно, с привлечением качественных ресурсов, внедрять стратегию, организуя масштабную разъяснительную и образовательную работу, чтобы казахстанцы воспринимали происходящие события не как создание инструмента для тотального контроля, а видели и осознавали блага и ценности, которые несёт цифровизация.
– Вторая инициатива ещё более фундаментальна – возможный переход к однопалатному Парламенту. Глава государства отметил, что вопрос может быть вынесен на референдум, и подчеркнул: «Если мы все придём к общему решению относительно необходимости создания однопалатного Парламента...». Вы как человек, проработавший в Мажилисе, видите в этом больше плюсов или минусов?
– Этот вопрос действительно затрагивает основы государственного устройства, и рубить с плеча здесь было бы крайне неосмотрительно. Мой опыт работы в Мажилисе показывает, что существующая двухпалатная система имеет как сильные, так и слабые стороны. Сенат как верхняя палата действительно часто выступал в роли «законодательного фильтра», который отсеивал или отправлял на доработку «сырые», поспешные, а порой и откровенно популистские законопроекты – это важная стабилизирующая функция. Кроме того, Сенат традиционно обеспечивает представительство интересов регионов, что критически важно для такой большой и разнообразной страны, как наша.
Однако, будем честны, законодательный процесс был излишне громоздким и затянутым. Длительные согласования между палатами, создание согласительных комиссий – все это порой приводило к тому, что закон терял свою актуальность ещё до его окончательного принятия. Президент говорит о необходимости построить «более компактный, профессиональный и оперативно работающий законодательный орган». С этой точки зрения логика однопалатной модели безупречна. Ускорение принятия решений, повышение прямой ответственности депутатов перед избирателями, значительное сокращение бюрократического аппарата и бюджетных расходов – это весомые аргументы «за».
Если мы всерьёз обсуждаем эту реформу, нужно говорить не просто об упразднении верхней палаты, а о создании совершенно новой, более эффективной и устойчивой модели законодательной власти.
– А какой могла бы быть эта модель? Какие именно компенсаторные механизмы Вы считаете необходимыми, чтобы избежать упомянутых Вами рисков?
– Я думаю, что простой механический перенос всех полномочий в одну палату был бы ошибкой. Нужно продумать новую внутреннюю архитектуру самого Парламента, которая вобрала бы в себя лучшие функции обеих палат.
Во-первых, это принцип формирования. Необходимо сохранить и даже усилить представительство регионов. На мой взгляд, оптимальной была бы смешанная избирательная система с преобладанием одномандатных округов. Депутат, избранный от конкретной территории, несёт прямую, персональную ответственность перед её жителями. О персональной ответственности чиновников и политиков Глава государства говорил неоднократно. Такой подход заставит депутата заниматься не столько партийной риторикой, сколько реальными проблемами своего региона, и усилит связь Парламента с «землей».
Во-вторых, это внутренняя структура. Чтобы компенсировать отсутствие сенатского «фильтра», можно было бы кардинально реформировать институт парламентских комитетов. Например, создать внутри нового Парламента некий аналог правовой палаты или Высшего экспертно-правового совета. Этот орган, состоящий из наиболее опытных депутатов-юристов и, возможно, привлеченных извне независимых экспертов с безупречной репутацией, мог бы проводить обязательную, углубленную экспертизу каждого законопроекта на предмет его соответствия Конституции, международным обязательствам и внутреннему законодательству. Заключение такого совета должно иметь весомый, если не блокирующий, характер для принятия закона в целом.
В-третьих, это сама процедура принятия законов. Для наиболее важных, системообразующих законов (например, конституционных, налоговых, уголовных) можно было бы ввести усложненную процедуру: обязательное тройное чтение с фиксированным временным интервалом между чтениями. Это даст время для дополнительного анализа, общественных консультаций и позволит избежать принятия скоропалительных решений под влиянием сиюминутной политической конъюнктуры.
Идея, озвученная Президентом, о вынесении этого вопроса на референдум, на мой взгляд, единственно верная. Это не технический, а мировоззренческий вопрос. И общество должно созреть для этого решения, обсудив все риски и преимущества. Главная цель реформы, как я её понимаю, – не просто сократить число депутатов, а повысить КПД всей законодательной ветви власти. Если новая модель позволит принимать более качественные законы и делать это быстрее, то игра стоит свеч.
Послание Президента Аналитика Юрий Ли
